Из жизни карамели  - Виктория Платова

Ненцев звали так же простецки, как и мужа хозяйки: Василий, Тимофей и Тимофей Тимофеевич. Женщину – Мария Петровна, из чего Рыба сделал вывод, что байковое чудо в резиновых сапогах вовсе не является гражданкой Ханытпек.

Пятый сотрудник (ему Вера Рашидовна прочила должность повара-стажера при Рыбе-Молоте) на ненца не походил. Но и назвать его чистым европеоидом было затруднительно. Рыба, сам проживший хренову тучу лет в далекой от метрополии местности, знал об этом ползучем проникновении этносов друг в друга – даже если они формально не смешивались.

– Ян Гюйгенс, – представился пятый.

– Можно просто Ян?

– Ян Гюйгенс. Это имя. Одно без другого не существует.

– Странное какое-то у тебя имя…

Ян Гюйгенс (на вид ему было не больше двадцати) терпеливо, без излишней горячности, объяснил Рыбе, что имя никакое не странное, а самое обыкновенное, голландское. И что покойные родители (царствие им небесное) назвали его так в честь пращура, известного исследователя Ямала и окрестностей – Яна Гюйгенса ван Линсхоттена. И что он тоже Ян Гюйгенс ван Линсхоттен по паспорту. И что для того, чтобы получить эту запись в документе, ему пришлось изрядно попотеть, подтверждая родство. И даже посылать запрос не только в центральный архив в Москву, но и в архивы исторической родины.

– Уважаю, – только и смог сказать Рыба, по жизни не отличавшийся особой настойчивостью в достижении целей.

Еще большее уважение у Рыбы вызвала толстенная книга в руках Яна Гюйгенса. Распухшая от дикого количества закладок, она называлась еще более дико: «Когнитивные модели функционирования естественных и искусственных систем».

– Любитель чтения? – хмыкнул Рыба, придавленный непонятным словечком «когнитивные».

– Вроде того, – отозвался Ян Гюйгенс.

– Думаю, в твоей будущей работе это тебе не пригодится.

– Кто знает… – с прущим из всех щелей достоинством ответил Ян Гюйгенс.

– А я вот тоже люблю книжки полистать на досуге. – Рыбе, неизвестно почему, захотелось понравиться потомку голландского исследователя Ямала. – «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» – моя любимая. Читал?

– Читал, конечно. Это Ричард Бах. Только я, в отличие от автора, не увлекаюсь дзэн-буддизмом. Предпочитаю изучать другие религии и верования.

– Какие, например?

– Всякие.

– А местные?

– Местные – прежде всего. Я ведь потомственный этнограф, историограф и собиратель земель…

– А что ж на кухню решил устроиться?

– Временные материальные затруднения, – коротко ответил Ян Гюйгенс.

В свете последних событий, имеющих ярко выраженный мистический оттенок, молодого ван Линсхоттена можно было считать подарком небес. И Рыба решил воспользоваться презентом, не сходя с места.

– Не боись, обижен не будешь, паренек, – покровительственно сказал он Яну Гюйгенсу. – Материальное положение мы поправим. Но и ты… должен кое-что мне объяснить. Ввести в курс дела относительно кое-чего.

– Чего?

– Нгылека, – выпалил Рыба-Молот.

Произнесенное вслух, слово покатилось по кухне, как шар по дорожке в кегельбане. И спустя мгновение достигло группы ненцев, кучкующихся у новенькой, блестящей хромом плиты на десять конфорок. Если бы ненцы были кеглями, то все до единого попадали бы на пол, и бросок Рыбы-Молота можно было считать сверхудачным. Но ненцы кеглями не были и потому ограничились выпучиванием глаз, размахиванием рук и короткими вскриками, в которых читался животный ужас. А Мария Петровна, как наиболее слабое ненецкое звено, даже попыталась хлопнуться в обморок. И хлопнулась бы, если бы ее не поддержали остальные.

В отличие от слабонервных нацменьшинств, Ян Гюйгенс сохранил спокойствие и лишь слегка дернул подбородком.

– Я бы не советовал вам произносить вслух то самое слово. Во всяком случае, не в присутствии этих людей, – шепнул он Рыбе.

– Почему?

– Давайте-ка выйдем. Покурим… И я все вам объясню.

Оставив ненцев переживать услышанное, Рыба с Яном Гюйгенсом вышли в зал и устроились на ящиках с мебелью.

– Ну? – Голос заинтригованного до последней возможности Рыбы дрожал от нетерпения. – Так что такое «нгылека»?

– Злые духи, если верить ненецкой мифологии. Они завладевают душой человека и насылают болезни. И часто – смерть. Обычно их представляют в образе волков и оборотней. Либо жутко неприятных волосатиков – их еще называют нгаятары… А если взять шире – в образе врагов, которых у любого человека предостаточно… Вот у вас есть враги?

До сих пор врагов у Рыбы-Молота не было. Разве что недоброжелатели из числа претендентов на место повара, если предпочтение оказывалось Рыбе. Вообще, Молотовские мягкость, простодушие и крайне позитивная (граничащая со слабоумием) жизненная философия заранее выбивали из рук потенциальных врагов все карты. Все виды оружия – от нейтронной бомбы до перочинного ножа. С некоторой натяжкой можно считать врагами пару-тройку армейских сослуживцев, отравивших первый год службы. Да еще белый испанский лук, от которого Рыба рыдмя рыдал всякий раз, когда приходилось его чистить, резать крупными кольцами и мелко шинковать. В разряд недоброжелателей попадали также Палкина с Чумаченкой (и то не факт), вчерашняя змея-бортпроводница (факт фактический) и… возможно – Изящная Птица. Ведь она сказала ему прямым текстом: «Ненавижу, когда такие типы, как вы…» Вряд ли это относилось к Рыбе напрямую – и все равно обидно!..

– С врагами не густо, – с каким-то даже сожалением произнес Рыба. – А волков и оборотней я видел.

– В кино?

– Почему в кино? То есть в кино, конечно, тоже… Я видел их вчера ночью.

– И что они делали в вашей компании?

Пугали до смерти своим видом. Отплясывали что-то ритуальное. А потом сбили с толку добрую хозяйку, хотя их никто об этом не просил. Вот что делали проклятые мелкотравчатые духи. Впрочем, не такие уж мелкотравчатые, учитывая тот ущерб, который они могут нанести.

Молодой Ян Гюйгенс выглядел человеком разумным, твердо стоящим на земле и лишенным всяческих предрассудков, как и положено тому, кто читает «Когнитивные модели функционирования естественных и искусственных систем». В противном случае он читал бы что-нибудь другое: «Как вести себя, если инопланетяне застали вас в местах общего пользования» или, там, «Как оборудовать алхимическую лабораторию в условиях мегаполиса». Вдруг он не поверит в то, о чем собирается рассказать Рыба-Молот, и поднимет его на смех?

– А ты сам-то веришь в духов? – осторожно спросил Рыба.

– Трудно сказать. Скорее нет, чем да. Я – исследователь, а исследователи опираются только на факты. Фактов присутствия духов мною лично зафиксировано не было…

– А мною было.

– Вот как?